in Russian in English Suomeksi Suomeksi

"По дорогам эвакуации"

Тильда Войпио (Лемпинен)

Зима 1940 года была тяжёлой, холодной, с обильными снегопадами. В воздухе постоянно витало чувство опасности. Когда 13 марта утром приблизился, а затем стих угрожающий шум, наступила необычайная тишина. Неужели война закончилась? Они длится уже четыре месяца. До нас дошли слухи о том, что надо быть готовыми уходить со своих мест. И это молго случиться в любой момент.
Наверняка не найдётся ни одного дома, которого так или иначе не коснулись бы эти месяцы. Не был радостным и тот вечер на Рождественской неделе, когда в дом принесли одежду моего 18-летнего брата, погибшего от бомбёжки вместе со своими друзьями, находившимися на работе в Толваярви. Похоронная церемония и благословение проходили в Сортавальской церкви. Несмотря на слёзы, она была светлой и торжественной. Погребение в парке рядом с церковью должно проходить в тишине и мрачной обстановке.
Белый ряд ящиков перед алтарём - моё последнее воспоминание о такой знакомой и любимой церкви. Так часто я зачарованно слушала звуки органа, на котором играл музыкант Онни Пакаринен, иногда даже завидуя его чёрным кудрям, которые виднелись из-за органа, когда сидела в рядах для женщин. Та музыка, которую он играл, утоляла мою жажду музыки во мне с тех пор, когда я была ещё маленькой девочкой. Напевы дьякона Хулкконена были бесподобны. Я никогда не слышала, чтобы кто-то напевал благословение Господне так, как это делал он. Глубокий, могучий, громкий голос наполнял зал. Каждый раз это было праздничное и чарующее событие. Всего два месяца спустя после похорон, 2-го февраля, церковь настигла злая судьба.
Стояло замечательное солнечное, морозное утро. "Да, много птиц летит с Ладоги!" - сказал кто-то, входя в дом. Вместе с ними пришёл и тяжёлый шум от бомбёжки. Самолёты следовали друг за другом. 10 рядов по 9 самолётов, всего 40 самолётов, похожие на стаю птиц, скидывали бомбы на наш маленький город. Выполнив задание, они развернулись и улетели по другую сторону от нашей деревни. Мальчишки на лыжах поспешили на самую высокую гору, чтобы увидеть разрушение нашего города. Аньяла, наша деревушка на берегу Ладоги, осталась нетронутой. Но уже вечером ещё 20 самолётов прилетели дополнить начатое утром уничтожение. Эти самолёты кружили так низко и временами пролетали и над нашим домом, стреляя осветительными ракетами. Всё было в зловещем освещении, и не было такого места, где можно было бы чувствовать себя в безопасности.
Когда, после этого, я была в городе по делам, повсюду была смерть. От многих деревянных домов остались лишь печные трубы, в каменных домах на месте окон были лишь пустые проёмы.
Даже в воскресенье, за несколько дней до перемирия, в 3 часа дня загудели бомбардировщики. Они быстро приближались и вскоре они превратили в столб дыма Хелюльскую фабрику по изготовлению игрушек и мебели, находящуюся в трёх километрах. Они снова обошли нас стороной, хотя самолёты снова долго кружили.
Военная полиция пришла к нам ночью и объявила о мирном соглашении и об условиях перемирия - об уходе в течение трёх дней. Радио тогда у нас не было. На следующий день мама с младшими и со старшей сестрой, которая уже была эвакуирована на остров Манстинсаари, отправились в дорогу. Младшей сестре тогда было всего три месяца. Младенца - в корзину, корзину - в сани, тёплую одежду - на себя, еду - с собой, и в путь. И вот такой караван из девяти человек отправился в шестикилометровый поход, целью которого был Сортавальский вокзал, откуда повезёт поезд. Куда повезёт - этого никто не знал.
Мы, остальные, не успели уйти вместе с ними. Вместе с сестрой мы собирали зерно в мешки всю ночь. Отец отвозил эти мешки с зерном на телеге на станцию Хелюля. Это тоже был официальный приказ.
Нам было очень тяжело заколоть одну большую свинью. Один старик помог нам. Нам пришлось нагреть воды в котле в коровнике, а потом обливать свиные туши горячей водой во дворе коровника. Потом мы пытались соскрести щетину ножами. У отца не было времени помочь нам, потому что ему нужно было отвозить зерно.
Затем поздним вечером, когда уже не нужно было спешить, отец совершал последнюю поездку - на этот раз со швейной машинкой и прочими вещами. Деревня была почти пуста. Лишь в двух домах ещё оставались люди, занимаясь той же суетой, что и мы. Да, после всего этого пришло неописуемое, странное ощущение: смерть, запустение, горе и тоска. Тоска по чему-то незыблемому, нетленному. Всё, что было дорого, знакомо, всё своё - ничего этого больше не существовало. Идиллия маленькой деревушки была разбита.
Я просто так беспорядочно расставила мебель. Легла на жёсткую кровать без матраса. Это был инстинктивный поступок - я знала, что на протяжении следующих нескольких недель я буду мало спать.
Рано утром накормили и подоили коров, сепарировали молоко. Сварили завтрак: картофель со свиным соусом. Двумя днями раньше из подвала принесли десятилитровую банку яблочного варенья. Но никто не бы голоден.
В то время, когда мы были за столом, дочь дяди, жившего по соседству, прибежала к дверям: "Хииденселькя полон русских, уходите", - прокричала она и убежала.
Еду мы оставили на столе. Попытались перекусить на ходу. Эти дни были очень тяжёлыми, особенно для отца. И наступающий день требовал бодрости.
Отец пошёл запрягать лошадь в телегу, которая была подготовлена уже с вечера, а мы, сёстры, выыводили коров из хлева. То же делали и соседи. Ужасная суматоха! Коровы были очень напуганы и скакали повсюду. Некоторые коровы тонули в снегу по шею. Вытаскивать их было очень тяжело. Наконец, коров собрали. Отец с лошадьми ехал впереди, дядя шёл последним, а скот шагал между ними. Вести коров было очень тяжело - они были опьянены неожиданной свободой.
Со двора других соседей выходила повозка и скот. Хозяйка сидела сверху на покачивающемся прицепе и ревела во весь голос. Они переехали сюда всего несколько лет назад и устраивали свою жизнь с нуля. Поэтому расставаться с домом для них было ещё тяжелее. В сопровождении холодных солнечных лучей и мороза, с дырами в обуви, мы спустились вниз, к реке, и оттуда прошли через залив, где мы могли сократить свой путь по зимней дороге. Начало путешествия казалось успешным, но на первом же подъёме наша лошадь остановилась. Несмотря на все наши попытки, повозка не сдвинулась с места. Лошадь была истощена. На ней уже ездили три дня и три ночи. Скот тоже начинал нервничать, потому что не мог идти ни вперёд ни назад, и начал снова уходить в сторону, в глубокий снег. Приближался грохот танков; Хииденселькя наполнился людьми, которые разбрелись по всем домам, а также за пределы нашей деревни и вверх по реке, которую мы только что перешли. Если бы мы немножко затянули с нашим отправлением, вполне возможно, что они перекрыли бы нам дорогу.
Ещё не успела остыть наша еда, как в дом вошли новые хозяева. Сначала мы надеялись, что это свои, но затем по головным уборам мы определили, что это не так, и наша надежда улетучилась. Три мужчины из колонны приближались по направлению к нам. Дядя немного говорил по-русски, и успел обменяться с ними несколькими фразами.
Внезапно оттуда же примчалась лошадь с повозкой, на которой быи финский солдат и пара женщин-добровольцев. Они подъехали и прокричали: "Оставляйте скорее коров и следуйте за нами - это русские [рюсся]. Если бы вы только знали, какие они жестокие..."
У нас была двойная телега, связанная верёвкой. Мы выбросили из телеги горшок свинины и ящик с нашей лучшей посудой. Повозка стала беднее, но начала двигаться быстрее.
Когда мы проехали три или четыре километра, на углу кладбища нас остановила военная полиция и заставила нас отвести скот в поместье Форссунхови, где его забьют.
В то же время мимо нас проходил финский солдат. Он, наверное, сошёл с ума, его плечи были вогнуты, руки безжизненно висели, и он начал преследовать меня. К счастью, нам удалось повернуть его внимание в другом направлении.
Из города ехал автобус, единственными пассажирами которого были военный полицейский и владелец магазина. "Женщины, быстро в машину. Русские в Сортавала! Пусть мужчины ведут коров!" - прокричали они нам.
Мы с сестрой запрыгнули в атобус и уехали. Через некоторое время мы остановились у сельского магазинчика, который был возле дороги. Нам приказали брать всё, что хотим. В тот момент, когда мы вошли внутрь, молодая девушка взяла с витрины красивую зелёную шёлковую ткань. На полу в подвальчике было полно обуви. Долго пришлось искать второй ботинок.
И обратно в автобус. Так можно было бы путешествовать хоть на край света, но на первой развилке пришлось выйти из автобуса. Мы не знали, по какой именно дороге пойдёт наш отец. Кроме того, куда нам торопиться - цели у нас не было никакой. Мы стали ждат своего пожилого отца - ему было уже почти 65 лет. Мы собирались путешествовать с ним, иногда варить ему кофе.
Мы отнесли все вещи в один пустой дом. На ночь мы разместились в ближайшем доме у перекрёстка. На полу была постелена солома, на которой эвакуированные спали бок о бок друг с другом. День закончился.
На следующее утро мы остались ждать своего отца в этом доме, а около полудня мы пошли искать его на дорогу. Ходить по мрачному лесу было очень страшно, особенно когда нас так долго никто не забирал. Было большим облегчением наконец-то увидеть наших, приближающихся к нам. Леммикки, одна из наших коров, не захотела остаться с остальными коровами и пошла за нашим отцом. Когда она увидела нас, она начала громко мычать и побежала к нам. Она просто бежала и ревела. О, какой трогательный зов, бедная корова.
Какой-то зелевладелец погрузил на повозку нашего отца большие стоячие часы. "Мы оставили свои часы дома, на стенке", - сказал отец. Когда мы приблизились к тому дому, мы тоже погрузили свои вещи на телегу.
Скоро сельская дорога, рядом с которой раньше был глубокий снег, была ужасна: мёртвые коровы лежали недалеко друг от друга по обе стороны дороги. Одна корова даже родила там телёнка. Они были как указатели того, откуда следовали беженцы со своим скотом.
Когда мы приближались к Кесялахти, рёв коров был слышен за километры. Это был страшный звук. Дорога проходила мимо леса возле холма. Холм был полон коров, он был похож на гигантский муравейник. Они всё ходили и ходии, бок о бок, без заборов, просто кружась, мыча и пытаясь найти утешение друг у друга. Леммикки тоже осталась там, последняя из наших девяти коров.
Стадо поглотило и скот нашего соседа, идущего впереди. Невозможно было миновать это стадо без потерь. Скот забивали, но этим бедным коровам приходилось день и ночь стоять на холоде, без еды и питья, ожидая своей очереди отправиться на покой. Мудро поступили те, кто перед уходом застрелил свой скот в родном дворе.
Дорога постоянно ухудшалась - сплошные ухабы и кусты по обе стороны. Ехать верхом было очень трудно. Когда мы дошли до следующего места для ночлега, мы и там оставили половину вещей из повозки. Там отдыхали солдаты, и мы оставили им тяжёлый ящик с вареньем и соками. Собираясь в спешке, очень сложно определить, что брать с собой, а что оставить. Эти варенья и соки были не нужны. Но сейчас они кому-то понадобились. Говорят, что один старик пришёл на вокзал в Сортавала с горшком цветущей герани под мышкой.
Днём всегда останавливались на отдых. Варили кофе, если это было возможно, и ели бутерброды. Мы были похожи на туристов и не заботились о завтрашнем дне. Трудностей и так хватает на каждый день. И всегда, на каждую ночь мы находили место под крышей.
Начинало сильно темнеть. Мы шли довольно долго, но не видели дома для ночлега. Затем, наконец, рядом с лесом возле дороги мы увидели белый дом. Мы прошли во двор. О, как подавлены были хозяева этого дома. Не знаю, каакие потери они понесли, но хотя бы у них ещё оставался дом и хозяйство. В тот вечер я была готова разрядаться, когда кто-то запел милым голосом сопрано красивые грустые Карельские песни вроде "Jo Karjalan kunnailla puu". Мы с сестрой вышли и там, на лестнице на кухню, под широким и холодным звёздным небом, мы сидели и плакали. За последние несколько дней на нас обрушилось столько неожиданных лишений и испытаний, что лёд должен был треснуть.
Утром мой разум был светлее и яснее, и я взяла ведро и пошла в коровник, помочь хозяйке подоить коров. Но и там висела та жа мрачная атмосфера. Такое настроение может быть убийственным. Было таким облегчением снова отправиться в дорогу.
Погода изменилась. Солнце приятно пригревало наши загорелые лица. На дороге было очень много движения, поэтому вся дорога была в грязи. Мы приближались к Савонлинна. Из-за тёплой погоды возникли проблемы со свининой в телегах. Когда было холодно, проблем с мясом не было, но теперь оно начало портиться. Нам пришлось продать свинину в городе, естественно, за пол-цены. Мы кушали в городе, но потом вознили проблемы с ночлегом для нас и для лошадей.
Уже было очень поздно. Ярко освещённый фанерный завод города Савонлинна был полон людей. Лишь угол около двери был свободен. Люди постоянно ходили туда-сюда через этот угол, но здесь мы хотя бы нашли себе место. Мы постелили лист фанеры и легли на него. Хорошо, что он был, иначе нам пришлось бы спать на холодном бетонном полу. Несмотря на всё движение и шум, мы довольно хорошо поспали.
Когда я проснулась утром, в нашем углу крепко спали ещё два или три солдата.
Мы занялись делами в городе. Бла небольшая надежда уехать на поезде. Днём мы заняли себе место на фанерном заводе, на этот раз на высоких полках. Полок там было очень много, и некоторые храбрецы забирались очень высоко. Там было больше места; к тому же, нам не хотелось провести на полу ещё одну ночь. Было довольно интересно смотреть на всю суету внизу. Люди приходили и уходили. Там были симпатичные шведские добровольцы в белых шубах, наши солдаты в сером и множество людей второго класса вроде нас. Мы провели в этой суете день или два. Когда надежда уехать поездом испарилась, мы продолжили свой путь прежним образом - пешком.
Как же нам хотелось побывать в сауне. Серые дома возле дороги были такими заманчивыми, было так тяжело проходить их. Носить одну и ту же одежду было очень неприятно. Но нет, нужно было идти дальше. Нельзя было просто устраиваться и обосновываться на дороге.
Наступила Пасха. Погода была переменчива, как обычно бывает в это время года. Иногда шёл снег и стоял мороз, но чувствовалось наступление весны. Был именно такой вечер. На ночь мы попросились в дом, который я приняла за гостиницу (моя сестра сказала, что это не гостиница, а дом священника, и мы переночевали в сауне этой усадьбы, в то время, как в доме была вечеринка). Нам нее нашлось места в доме и нас попросили переночевать в сауне. Наверное, кто-то её топил и парился в ней примерно за сутки до нашего прихода. За банным отделением был предбанник. Мы спали на скамье в предбаннике, а отец и семья дяди спали в банном отделении. Но холодная сауна может быть очень мрачной. Мы не смогли заснуть. Мы, полностью одетые, мёрзли в этой холодной сауне в ночь перед Пасхой.
Когда, наконец, наступило утро, из дома нам принесли несколько холодных варёных картофелин. Мы попытались сварить в печи утренний кофе, но это дало мало результата. Было намного теплее идти.
Когда мы дошли до Рантасалми, счастье улыбнулось нам. Домик был маленьким, всего лишь кухня и комнатка. Хозяин и хозяка были чрезвычайно радушными. Ведь доброта не стоит ничего, и никто не может быть беден настолько, чтобы не доставить радости другому, если не делами, то хотя бы словом. Вечером мы все вместе сидели во дворе и любовались Северным Сиянием, горящим красным светом. "Будет война", - сказали и они и мы.
Хозяйка постелила нам с сестрой на кухне. Они предоставили нам свой диван. Сами они ушли в комнату, где разместились мужчины; спали на полу. Как было здорово раздеться, скинуть обувь и носки и залезть под одеяло. В это путешествии это было роскошью. Утром нас ожидал другой сюрприз: кофе и кулич были накрыты на стол. Из глаз хозяев сияла пасхальная радость, которая дарила нам новую надежду. Это место так сильно отличалось от предыдущего. Мы обещали остановиться у них на обратном пути.
Мы, наверное, уже были на территории деревни Йоройнен, где у дороги нас ожидал хозяин и направлял каждого прохожего в свой двор. Дом был огромным, хозяин и хозяйка - богатыми. Дети сбежались в избу и рассматривали нас как диковинку. Нам разрешили сварить кофе на кухне и мы выпили его с хлебом. Когда мы покушали, сразу же улеглись на пол и заснули. Моя сестра всегда подкладывала рюкзак под голову. Наши пальто были нашими одеялами.
Рано утром, когда мы ещё спали, пришёл хозяин, пересчитал каждого из нас и взял с каждого по марке и отдельно за лошадей. Помимо нас и наших соседей там было ещё много людей.
В Пиексамяки нас разместили в массовом, тесном бараке, приготовленном для беженцев. Там были маленькие комнатки и полки. Грязные, онемевшие от усталости, мы чувствовали себя птичками в клетке. За эти три недели мы прошли огромные расстояния. От Сортавала до Пиексамяки было сделано много шагов. Только когда была затяжная горка, мы вставали на полозья саней. Мы повидали множество разных ночлегов. Я помню лишь те из них, которые чем-то выделялись.
После нескольких скучных дней мы смогли поместить лошадей в товарный поезд; теперь нашей целью был Лиминка. Мы, девочки, согли попасть в пассажирский вагон, правда, достаточно холодный и с жёсткими скамьями.
В Лиминка началось просветление. Это место было готово принимать беженцев. Все мы стояли в одной очереди за супом, как господа, так и мы, деревенские. Картофель варился в огромной кастрюле. От воды картофелины становились серыми и были похожи на корм для свиней. Сытные годы остались там, за границей. Надо было быть довольным тем, что давали, или не иметь и этого.
Нам было приготовлено также и удовольствие сауны. Мы вновь смогли почувствовать себя людьми только тогда, когда смогли попариться, помыться и одеться в чистую одежду.
Теперь мы лишь хотели вновь собрать семью. Мы с сестрой отправились в Остроботнию, чтобы спросить, где могут быть наши родные. Регулярного транспорта не было. Автобусы приходили и уходили как им вздумается. Однако, новый день начинался совсем по-другому. Мы были чистыми, отдохнувшими и никуда не спешили. Не было страха, не нужно было бежать.
Однако нам и теперь приходилось искать себе ночлег. Однажды мы остановились в одной школе. Мы встретили знакомую девочку из Сортавала и она тоже искала своих родственников. У неё с собой был кусок ржаного хлеба и испорченного масла. Мы с радостью разделили её трапезу.
Также пара солдат, возвращающихся домой, остановились там на ночлег. Все были рады, что есть, где переночевать. Ещё один солдат зарался на высокий шкаф и спал там. Никто не хотел спать на полу.
Наконец, мы нашли свою семью в добром здравии в помещении народной школы в Сиева. Они были в приюте, полном вшей, и были готовы поскорее уйти вместе с нами.
Но в Лиминка нам не нашлось места для постоянного жилья. Нам лишь указали путь в Лумийоки, в деревню Варьякка. Этот последний участок пути, шесть километров от Лумийоки до Варьякка, был небольшой грязной дорогой. Младенец вновь был в санях, укутанный в шубы. Дул пронизывающий северный ветер и опять шёл снег.
И вот мы вновь идём все вместе - отец с дядей со своими лошадьми впереди, а за ними примерно ещё двадцать человек, от младенцев до стариков. И всё, что ты видел - это лишь спина идущего впереди тебя.
Наконец у дороги нам попался домик, где мы все могли бы разместиться. Старый дом, где никто не жил, назывался Койвула. Серая снаружи, ещё серее изнутри, маленькая изба - комнатка и кухонка - в плохом состоянии. Вид из неё был очень печальный - нигде не было холмов или гор. Край леса был очень близко; он был нашим забором.
Здесь нам, трём семьям, пришлось уместиться, для начала. Та посуда, которую мы когда-то выбросили на обочину дороги, сейчас бы нам очень пригодилась. Мясо, которое пришлось продать, сейчас бы пригодилось. Сладкое варенье, которое пришлось отдать, сейчас бы очень освежило нас. А как насчёт всего того зерна, которое мы отвезли на станцию с таким большим трудом? Государство забрало всё зерно, потому что нуждалось в нём. "Вы не взяли с собой ту большую подушку?", - заметил кто-то. И другой: "Почему вы не захватили гармонь?" Взяли, взяли, взяли. Почему они сами не взяли всё это с собой? Они шли оттуда же, откуда и мы. Просто надо быть терпеливым. Всё это было лишь началом странствований по пустыне, которой не было видно ни конца ни края.
Из соседнего домика нас пришли поприветствовать с картофельной лепёшкой в руках. Спустя некоторое время, пришли люди из деревни и поприветствовали нас.
И зима потихоньку заканчивалась. Мы, младшие, пошли на берег моря, где кончалась дорога. Перед открытым морем мы чувствовали себя свободными и спасёнными. Даже когда оно было покрыто снегом и льдом. Это было как окошко в то место, которое мы раньше называли Домом.
Стаи птиц вновь возвращались с юга на север, теперь их было видно каждый день. Стаи курлыкающих журалей летели на север, и их снова можно было увидеть на фоне неба, которое вновь начинало становиться светлым и ясным.
Придорожные канавы и колодцы наполнились ржавой, коричневой водой. И этой водой нам предстоит стирать? Каждый раз перед нами возникала новая проблема.
Но с приходом весны надежда на будущее начинала пробиваться. Никогда не знаешь, что тебя ждёт в будущем.

Тильда Войпио (Лемпинен)

Перевод с финского языка - Жанна Павлова

вернуться на страницу истории